– Ну да…

– Но на сей раз это будет нелегко. Тебе придется сделать следующий шаг.

– Если ты хочешь сказать, что мне придется полюбить мистера Дженкинса, придумай что-нибудь получше! – отрезала Мег.

Прогиноскес шумно вздохнул:

– Если мы проходим испытание, тебе придется научиться… ну… кое-чему из того, чему я научился за первый миллиард лет, проведенный с Учителями. Мне пришлось пройти целую галактику испытаний, прежде чем я наконец сделался квалифицированным Именователем Звезд. Но ты – человек, с тобой все иначе. Я про это все время забываю. Вот меня бы, скажем, ты могла полюбить?

Со всех сторон вокруг Мег замигало множество очей, развернулось множество крыл; язычок пламени обжег ей руку и поспешно спрятался. Мег закашлялась и облизнула обожженное место на руке. Но она от души жалела, что не может взять и обнять Прогиноскеса, как обнимает Чарльза Уоллеса.

– Еще бы! – сказала она.

– Но ведь ты меня любишь совсем не так, как этого худосочного Кальвина?

– Ну, это же совсем другое…

– Так я и думал. Как все сложно-то… Это совсем не та любовь, которая понадобится, чтобы дать Имя мистеру Дженкинсу.

– Мистера Дженкинса я ненавижу.

– Мег, это испытание. Ты должна дать Имя настоящему мистеру Дженкинсу, а я должен тебе помочь. Если ты потерпишь неудачу, то и я тоже.

– И что тогда будет?

– Это первый раз, когда ты встретилась с Учителем. И он станет последним.

– А с тобой?

– У того, кто бывал с Учителями так часто, как я, есть выбор. Я могу встать на сторону эхтров…

– Что-о?!

– Немало тех, кто, не выдержав испытания, поступают именно так.

– Но ведь эхтры же…

– Ты знаешь, кто они такие. Разрывающие небо. Гасящие светила. Затемняющие планеты. Драконы. Черви. Ненавистники.

– Прого, ты бы не мог так поступить!

– Надеюсь, что не мог бы. Другие вот смогли. Выбор-то нелегкий.

– А если ты не согласишься стать эхт-ром, то…

Прогиноскес спрятал все свои глаза за крыльями:

– Я Именователь. Эхтры лишают Имен. Если я не соглашусь стать одним из них, мне придется себя аннулировать.

– Что-о?!

– Давай я загадаю тебе загадку. Что такое: чем больше отдаешь, тем больше у тебя этого остается?

– Ну, любовь, наверно.

– Так вот, если Именование для меня важнее всего остального, тогда, наверно, мне придется отдать всего себя, если это единственный способ выразить свою любовь. Целиком и полностью. Аннулировать себя.

– А если ты это сделаешь… ну, аннулируешься… это что, навсегда? – опасливо спросила Мег.

– Этого никто не знает. И не узнает до конца времен.

– А мне тоже такой выбор делать придется, если… если ничего не получится?

Она повернулась спиной к зданию школы, навстречу утренним крикам и свисту, и уткнулась лицом в теплые перья огромного крыла.

– У смертных такой возможности нет, дитя Земли.

– И что, я просто вернусь домой – и это все, что со мной будет?

– Ну, если можно сказать, что это «все»… Ад возрадуется, конечно. Но ты, может быть, не веришь в ад?

Мег махнула рукой:

– То есть если мы провалимся, значит ты…

– Мне придется выбирать. Лучше аннулировать себя, чем быть аннулированным эхтрами.

– Но ведь то, что ты мне показывал, – то, о чем мама говорила тогда после ужина, то, из-за чего папа поехал в Брукхейвен, – оно, похоже, не имеет никакого отношения к мистеру Дженкинсу. Это событие космического масштаба…

– Мег, дело не в масштабах. В данный момент дело в Чарльзе Уоллесе. Эхтры хотят уничтожить Чарльза Уоллеса.

– Он же ребенок!

– Ты сама говорила, что он необычный ребенок.

– Он… ой, да, он необычный…

Мег вздрогнула – в школе задребезжал первый звонок, пронзительный и настойчивый.

– Прого, я ничегошеньки не понимаю, но если ты думаешь, что нужно дать Имя мистеру Дженкинсу, чтобы помочь Чарльзу Уоллесу, я сделаю все, что смогу. Ты мне поможешь?

– Попробую…

Но голос Прогиноскеса звучал не очень уверенно.

Со всех сторон доносился обычный школьный гам. Потом открылась дверь, ведущая в столовую и спортзал, и вышел мистер Дженкинс. Только который это мистер Дженкинс? Их же не различишь! Мег посмотрела на херувима, но тот снова дематериализовался, оставив лишь мерцание, говорившее о том, что он рядом.

Мистер Дженкинс подошел к Мег. Она посмотрела на его плечи. Перхоть на месте. Подошла ближе, принюхалась: да, и пахло как от мистера Дженкинса – несвежим средством для укладки волос и тем, что Мег всегда принимала за прокисший дезодорант. Но это все наверняка нетрудно подделать. Не может быть, чтобы разгадка была так проста.

Мистер Дженкинс смотрел на нее так же холодно, как и всегда, привздернув слегка крючковатый нос.

– Маргарет, насколько я понимаю, ты, как и я сам, совершенно сбита с толку. Представления не имею, для чего бы двум посторонним людям изображать меня. Все это чрезвычайно некстати, тем более в начале учебного дня, когда у меня и без того хлопот полон рот. Мне сказали, что это имеет какое-то отношение к тебе и твоему несчастному братцу. А я-то надеялся, что в этом году хотя бы с тобой у меня проблем не будет! Мне казалось, что на тебя я трачу больше времени, чем на любого другого ученика в школе. Просто проклятие какое-то! И вот теперь мало того что приходится возиться с твоим младшим братом, с которым ничуть не легче, так еще и ты снова заявилась!

Ну да, это был мистер Дженкинс. Эту тему с вариациями он разыгрывал чуть ли не каждый раз, как Мег оказывалась у него в кабинете.

– Почему-то – понятия не имею почему – ты должна выбрать между мной и самозванцами. Разумеется, в моих интересах, чтобы ты прошла этот дурацкий тест. Тогда, возможно, я наконец-то смогу от тебя избавиться.

– И тогда, – сказал мистер Дженкинс Второй, появившись рядом с Первым, – у меня наконец-то появится время на то, чтобы сосредоточиться на текущих проблемах вместо того, что должно было остаться в прошлом. Ну, Мег, хоть раз в жизни соизволь поступить не по-своему, а по-моему… Ведь, насколько я понимаю, в математике ты довольно толковая. Если ты наконец перестанешь относиться к любой проблеме в своей жизни так, будто ты – Эйнштейн и тебе предстоит решать загадки Вселенной, и снизойдешь до того, чтобы следовать одному-двум простейшим правилам, твоя жизнь станет намного проще – и моя тоже!

Да, и это тоже был самый настоящий Дженкинс!

Мерцание херувима нервно всколыхнулось.